Собственно, и у отяков в общине все решалось примерно так же, только собирались они малым кругом, обычно родом. Ныне же собрание приняло совсем другой размах. На копу приглашены были отяки, поселившиеся в общине, да и со старых отяцких поселений были приглашены сторонние люди, которые не участвовали в принятии решений, но могли следить за ходом дел. Все таки не своих судить собирались, дело то... скользкое. Как потом перед теми же новгородцами оправдаться, аже придут они с вопросом, пошто их родичей казнили? Кроме отяков, с приглашением поприсутствовать на общинном суде и к ближним черемисам пустили две ладьи. Заодно попытались узнать, не было ли тем разорения от сих новгородцев, да и познакомиться не мешало бы поближе, хотя и занимал путь до них порядочное время. На самом деле, сомнений в том, что делать с оставшимися живыми разбойными людьми у переяславцев не было. Быстро порубать всем головы, как будто дел других нет. Однако Михалыч сразу попытался уговорить их устроить из сего действия небольшое такое шоу. Во-первых, говорил он, требовалось собрать и предъявить доказательства всем в округе, чтобы потом проплывающие новгородцы зуб на них не имели. По крайней мере, абы поход на них как месть за родичей не устроили, думая при этом просто помеху на своем пути к булгарам убрать. Во-вторых, заявить о себе погромче соседнему люду с целью завязать какое-никакое знакомство, ибо торговлишка меж переяславцами и черемисами зачахла, не успев начаться. Черемисы с верховьев Ветлуги жили своей жизнью под кугузом, а нижним, что обитали на Волге или среди мордвы, переяславцы ничего не могли предложить, да и купить у тех было нечего. Третья же причина была, по мнению полусотника, самой главной. Необходимо было создать о себе рекламу, как о справедливом и добром соседе. С отяками, пока беда не пришла, как жили? Не ссорились вроде, но общались между собой, как чужие. А в итоге? И отяки чуть не поплатились одним поселением, и переяславцев Пычей почти сдал на растерзание буртасам. Вот и с дальними соседями хотелось бы по-новому жить. Глядишь, и упредят о беде какой, и помощь при случае оказать смогут.
Единственное нововведение, которое полусотник предложил ввести для копного суда, это избрать от поселений выборных, которые дадут присягу судить справедливо. Иначе, кто будет определять вину ответчика из собравшихся на копу полутора сотен человек? Трудно всей толпой это делать, такое мероприятие временами только побитыми рожами и охрипшими глотоками окончиться может. И опять же получится, что тот, кто вести собрание будет, староста или воевода, всё определять и будет. Разве что вмешается кто-нибудь, кто кричит громче других. На удивление Михалыча, на такое отступление от старых обычаев Радимир, подумав, согласился, мотивировав это тем, что традиции для новой общности отяков и переяславцев надо ковать, пока горячо. Поэтому решили предложить общинникам на сходе выбрать тех, кто судить будет, причем отдельно от старой веси и от новой. А там уж как решат.
А насчет новгородцев у Михалыча, Трофима и Радимира на второй день после ночного боя вышел такой разговор на извечном месте их посиделок, лавке около дружинной избы...
***
- Слепня мы замочим в любом случае, как бы суд не решил, иначе отомстит он нам так, что мало не покажется. А остальных как придется, посмотрим, что за люди, точнее копа пусть это определяет. Надеюсь, что большинство приговорят, но кого-нибудь вменяемого и отпустить бы надо, весть донести до Новгорода, - ответил полусотник на вопрос, что делать с выжившими ушкуйниками. - У нас на родине их бы вообще сразу освободили. Они как бы и не при чем оказались бы, защищались, мол, от нас и все. Разве что за скабрезности и за ношение оружия пожурили.
- Да Слепня ты ужо замочил, когда его под воду утащил и на глубину уволок, - вмешался Радимир. - Токмо, что нам с него мокрого то? Злодея сего казнить надобно... И ответь, Иван, пошто у вас люд то так не по совести жил? Аже меч али лук носить невместно было, про то ты сказывал. А вот отчего люд сей токмо за себя ответ держал? Вервь наша по любой тяжбе отвечала, аже касалась она земель наших. Убиенный какой у нас найдется али проступок какой общинник учинит, а у нас желания выдавать его нет, то дикую виру вся весь платит. Все друг за дружку стоят, сами себя и к порядку призывают. И с ушкуем то быть должно. Аже никто слова супротив непотребств на нем не молвил из ушкуйников, то ответ держать все из них должны за дела богомерзкие.
- Замочить... то для егеря, что казнить, одно и то же, - не стал вдаваться в подробности своего сленга полусотник. - А насчет ответа общего, ох прав ты, Радимир, прав, оттого мы и жили каждый по себе, в одиночку, оттого и рвали друг друга, аки волки, что жили и отвечали порознь, - согласился Михалыч, - токмо и в вашей Правде не все гладко. Сам мне рассказывал, аже за все серебром да золотом ответить можно. Ежели мошна тугая, то убить кого для такого человека плевое дело, заплатил в княжескую казну и гуляй. Отчего так? У нас человек тоже откупиться мог почти от любых злодейств, да токмо негласно. Ежели видоков множество было, уже трудно монетой за свободу судье заплатить, хотя, конечно, от количества зависит...
- Сам и посуди, - принял участие в споре воевода, - аже все одно откупаются, может и ладно то? Пусть монета в княжеский доход идет, все на пользу будет.
- Нет, Трофим, - Радимир положил тому руку на плечо, - прав в том Иван. За злодейства платить кровью своей, долгой работой али несвободой надобно. А не золотом, ибо сие введено было, абы варягов пришлых от суда скорого тяжелых на руку новгородцев отвратить, да месть кровавую пресечь. Месть кровавая - то дело богопротивное, из-за горячности нрава роды вырезались в одночасье, и пресекать сие надобно было. А вот не дать тугой мошне свою вседозволенность показать, так то дело зело правильное. А за откупом под полой княжие али тиуна люди должны следить, что порядок блюдут. Но то аже не сам князь суд ведет, как ты и сказывал. Ему то монету совать не будет никто, он и так всем владеет.