***
- Здрав будь, Иван, сын Михайлов, - глухо донеслось до Михалыча, когда переяславский десятник присел рядом на бревно, лежавшее около ворот веси, положа длинный, весомый сверток рядом с собой. - Не страшишься столь близко к веси подходить? Мор, он никого стороной не обходит...
- И тебе здравствовать, Трофим Игнатьич, - ответил, наклонив голову, воевода отяцкий, - так не так он страшен оказался, как мнилось поначалу. Вячеслав сказывал, что с божьей помощью малыми потерями пока обходимся, хотя и не обещал, что этим закончится. Главное, повязку не снимай и меняй почаще, а снятые кипяти... Тогда важные дела можно и порешать, выйдя из веси.
- С божьей помощью, надо же... Лекарь то, в избу входя, на икону то и глазом не ведет. Речи нет о том, абы он поклон в красный угол положил али крестным знаменем себя осенил... Но деяния его богоугодные и себя не жалеет, то верно...
- Не обессудь, Трофим Игнатьич, хоть и православные мы, но дело сие в нашем отечестве в запустении было. Не знаю, вернется ли к нам почитание веры Христовой в полной мере, но старания наши приложим... А ты, гляжу, тоже уважение ко мне высказываешь, по имени-отчеству величаешь?
- Так заслужил, Иван Михайлович, заслужил. Сказывать про свершение - то дело одно, а вот исполнить сие - то совсем другое... Вот, прими от меня подарок сей. - Трофим откинул край холста и обнажил рукоять меча и часть ножен, покрытых затейливым узором. Однако доставать не стал, и, запахнув тряпку обратно, передал сверток Михалычу. - Как сыне мой народился, прикупил я меч сей для него... Да не судьба видно, пусть тебе послужит. Славословить дале не буду, почестей себе еще наслушаешься...
- Спасибо... Спаси тебя Бог, Трофим, такому подарку от самого сердца цены нет, хоть и не разглядел я сам меч то.
- Потом глянешь, не рассыплется он до того времени... Сабля то хороша, абы бездоспешного разить али кого в легких доспехах, а без меча того, кто добрую бронь дощатую взденет, не пробьешь.
- Вот на учении со Сварой и опробую сей меч... Что смеешься? - Михалыч удивленно взирал на пытающегося сдерживаться от приступа смеха Трофима. Тот поначалу даже закусил ус и прикрыл ладонью глаза. Но все-таки справился и ответил:
- Ты только Сваре об этом не сказывай, ему тя с деревяшкой гонять и гонять... Да и жалость во мне к его мечу, ежели с этим скрестит, хоть и добрый он у него. Пусть его, оставь... Я вот про что молвить хотел... Ужо час будет, яко Антип подбегал к изгороди, издалече ведал нам о ваших свершениях. Баял он мне, аже стал ты воеводой у отяков, за собой их и охотничков наших вел и множество славных побед одержал... Да то я и сам видел. Как ныне тебя прозывать, воеводой ли?
- Не смеши честной народ, Трофим Игнатьич. Был я походным воеводой, да скоро весь выйду... Если не изменится ничего... Да и тебя вроде тоже воеводой можно кликать? Не десятником же по старинке?
- И то верно... Невмочно стало без воеводы, кликнут после дел сих. Токмо вопрос, не тебя ли? Аже ты был бы свой перед набегом буртасским, то и кликнули бы, и я быть может не противился... Но ты не вой... в нашем понимании, хотя это и поправимо. А своим... своим ты стал благодаря деяниям, свершенным тобой и окружением твоим, но... зело еще непонятны мысли твои людишкам, хотя и приводят сии мысли к победам...
- Путано ты говоришь, воевода, но понял я тебя... Сразу хочу ответить, что за властью я не гонюсь и дорогу тебе в воеводском деле переходить не собираюсь. Хоть кем назначь, приму ту ношу... Однако, мысли насчет будущего я себе тоже задавал... И место себе определил, если ты не против будешь. Вот, скажи, как ты видишь нашу жизнь дальнейшую с отяками? Как добычей ты бы распорядился, ежели бы воля в этом твоя была?
- Хмм... благодарствую тебе на таком твоем слове, а то сумления у меня были на твой счет, не начнешь ли раздор сеять в веси... До власти то многие жадные, да не все поймут, что она не токмо почет и уважение, но и ответ за всё, что под ней творится... А добыча... добыча как заведено... Каждому доля выделяется, а кому и две... Тебе так и пять, и десять выделить община может. И с отяками тож... А жить? Жить мирно будем, как прежде жили. Пычей за вину свою полной мерой расплатился, рать помог тебе привести, так я мыслю?
- Охо-хо. Так... А ты бы поглядел вдаль, воевода... Не на то, что ты провидишь ныне, а на то, чтобы ты хотел увидеть. А уж опосля вместе подумаем, что с этим делать, а?
- Гхмм... Желания мои тебе потребны? Оне простые. Силу бы ту сохранить общую, что у нас с отяками народилась, не то беда придет, а мы опять в раздряге...
- Вот! Вот и я про то же, воевода. А не доверишь ли ты мне сиё деяние возглавить, а?
- Допрежь надобно сих кметей в одно целое совместить. Аже по силам тебе такое, то принимай сиё дело под себя и я те буду в этом опорой.
- Так пойдем ковать пока горячо, Трофим Игнатьич, - ухмыльнулся в отросшие за две недели усы Михалыч, - пока у меня отходняк не прошел... Что такое? Как бы сказать... как начну что-то делать - не могу остановиться...
***
- Вот стоят с вами, воинами доблестными, два воеводы, один ваш походный, другой переяславский и понять не можем, из-за чего весь сыр-бор то? - прокашлявшись, начал Михалыч, перебивая общий гул, царящий на краю пажити. - Я говорю, из-за чего шум и раздряга? Что не поделили столь славные воины, что необходимо стало наше вмешательство?
Пычей оглядел отяцкое воинство, расположившееся на обрыве напротив лодей, перекинул недовольный взгляд на переяславских охотников, вольготно расположившихся рядом и, что-то для себя решив, вышел вперед, отвесив обоим воеводам низкий поклон.