Поветлужье - Страница 26

Так вот, бригада дело свое знала и пятистенок, заказанный рубкой в чашу и предварительно нарисованный Михалычем, сложили очень быстро, ярунком и отволокой споро отмеряя углы и проводя замеры. Вместе с пристроенным под одной крышей теплым хлевом, а также небольшой банькой, называемую здесь мовней, чуть в стороне от дома. Щели обоих срубов проконопатили сухим болотным мхом. И это не говоря уже о плетне из прутьев, сплетенным подмастерьем вокруг небольшого огородика, где бабы уже посадили лук с морковкой на семена, а также высадили проросшие глазки картофеля, предварительно вскопав деревянными лопатами нетронутую целину лесной поляны. Пять дней для выполнения такой работы надлежащего качества - это показатель золотых рук и слаженной работы. Даже несмотря на то, что бревна заготовлены были еще с осени чуть выше по течению Дарьи. Пол делать Михалыч пока отказался, осознав, как долго придется плотникам пилить бревно вдоль, а тес надо было еще заготавливать.

Обычно бревна раскалывали пополам и тесали топорами, от чего и прозывали тесом. Но у плотников нашлась лучковая пила. Зубья у нее были расположены, как у современной продольной, в виде остроугольного треугольника. Причем с наклоном вперед, навстречу рабочему ходу. Полотно было, как и у всех лучковых пил, узкое, почти одинаковой ширины по всей длине. Концами полотно зажималось в невысокие ручки, которые в середине соединялись распоркой, а на верхних концах стягивались веревкой, закручивание которой вызывало растягивание полотна. А растянутое длинное полотно не гнется и не хлябает. Была пила длинная, под полтора метра. Пильщики держались за нее обеими руками. Подмастерье залезал на высокие козлы и тянул пилу вверх на холостом ходу. Другой тянул вниз, подавая рабочий ход. Сделав распил, в него вгоняли клин, чтобы не зажать полотно. Потом подавали бревно вперед и продолжали пилить дальше. Такая вот канитель. Николай, осознав проблему дефицита досок, на второе место после вопроса о металле поставил пункт о примитивной лесопилке.

Зато в подклети успели вырыть погреб. А двухскатную крышу из жердин застелили соломой. В подполе плотники тоже подвели фундамент под планирующуюся русскую печь, поставив мощный опечек, сложенный из дубовых брусьев прямо на земле, под полом и доходивший по высоте до пояса от уровня несуществующего еще пола. Проем для опечка проходил между толстыми половыми бревнами. Не пожалели дубовые бревна и для фундамента избы, присыпав его потом землей. Правда то, что понять не могла - бригада категорически делать отказывалась. Не для этого их сюда посылали, мол. Это касалось не только пня, но и широких окон, запланированных Михалычем. Только когда Николай его подвел к небольшому оконцу дружинной избы, с мутным пузырем, почти не пропускавшим свет, тот стукнул себя ладонью по лбу, помянув по матушке и само стекло, и тех подлецов, которые не наладили еще его выпуск в промышленных масштабах в данном временном отрезке. На вопрос, не хочет ли Николай заняться еще и изготовлением стекла, Степаныч ответил прямолинейно. Ранее не отличавшийся непочтительностью к командиру, на этот раз он взял смеющегося Михалыча за шкирку и поясной ремень и перебросил его через ближайший плетень, благо силы хватало. С напутствием ходить издеваться к кому-нибудь другому. Михалыч посмеялся еще пару минут на земле, но потом немного задумался. Кроме занятий со Сварой, заключающихся, в основном, в физических упражнениях на накачку определенных групп мышц и немудреным приемам с мечом, а также некоторых обязанностей по координации поисковых групп, он был наиболее свободным из всех пятерых.

Помимо того, что Николай помогал Любиму перестраивать сыродутную печь и объяснял свои методы закалки стальных изделий, он еще что-то судорожно обдумывал, вертя в своих пальцах куски железной руды. На все вопросы отвечал односложно, мол, не все так гладко в Датском королевстве, не получается у него Каменный цветок и вообще, дайте ему придумать заново технологию производства стали из имеющихся под ногами материалов. А также, что институтов он не кончал, а кузнечное дело изучал только по книжкам, правда, хорошим. А вот некоторые, раз такие умные, могли бы свой кипящий от безделья милитаристский ум направить на завоевание пару княжеств, это как раз одного порядка действия.

Вячеслав, облазив все скотные убежища и пощупав все, что только можно у этой самой скотины, пару часов практически впустую проговорил с местными бабоньками на предмет того, чем же они лечат себя и скотину. А поняв, что дело, скорее всего, в терминологии, то бишь названиях трав, уговорил Агафью походить с ним по ближайшим окрестностям, сравнить свои познания о "Hipericaceae" и "Matricaria recutita" с народным.

Ребята тоже времени не теряли. Вовка, с детства любивший что-то мастерить, прикипел к кузнице Любима, помогая тому и Тимкиному отцу, чем мог, подтаскивая инструмент и руду, качая меха. Ближе к вечеру он уходил с местными ребятами в лес или купаться на речку. А там, либо на песке, либо на очищенной от прошлогодних листьев и хвои земле, старательно выводил буквы русского алфавита и арабские цифры, поясняя, как составлять слога и вспоминая арифметические задачки первого класса. Компания, занявшаяся письмом и счетом, разрослась уже до девяти человек, чему немало поспособствовали подзатыльники родителей и передававшиеся из уст в уста слова десятника, что воин должен быть грамотным. Это конечно не соответствовало действительности. Грамоте обучали лишь в редких монастырях, да в богатых семьях. Поэтому за появившуюся возможность обучить грамоте своих детей умные головы общины схватились обеими руками. Даже учитывая некоторую несхожесть речи и алфавита. Сумел же Вовка прочитать некоторые слова в бережно хранящейся церковной книги у старосты. Правда ни сам он, ни окружающие смысл этих слов не поняли, но на то ведь и книги, чтобы хранить там смысл, доступный далеко не всем. В результате, Радка обзавелась подружкой Ульянкой, оказавшейся сестрой Мстислава, которую тоже отдали в обучение, и иногда тихо шушукалась с ней о чем то своем, о девичьем.