Побледневший кугуз скорым шагом вышел в соседнюю комнату, оборвав прикрывавшую вход занавеску. Вскоре оттуда донесся какой-то грохот. Лаймыр жалостливо улыбнулся и сказал уже от себя.
- Эх... Неужто так доводить князя надо было? Вечор пил, с утра вы на его больную голову... Пока рассол не найдет, не выйдет... Стол, да чарка хмельного меда пока откладывается. Разговор с этого места нешуточный уже пойдет.
- Это ничего, мы подождем, - успокоил его Михалыч. - Мы еще про мерян беглых не поговорили... Бегут ведь они не только от того, что холопят их, но и от того, что крестят их насильно. И не токмо к вам бегут, но и в Булгар... Ты сам, Лаймыр, о том толковал... Как бы нам их к себе на землю осадить, да с суздальцами при этом не поссориться... И к тебе разговор у меня имеется. Крещеный ведь ты... Для чего сие дело учинил? Мыслю, не по своей воле ты на это согласился, раз являешься ближником кугуза... Или наоборот, наперекор всем пошел?
- Ты не обращай на него внимания, Лаймыр, - вмешался воевода, пытаясь вывести из оцепенения черемиса, - у него такое бывает. Как отходить начинает... после битвы ратной али другого волнения, так такое городит... Вот, не пойму токмо, что на этот раз с ним случилось...
- Что же? - тут же повернулся Лаймыр к Ивану, явно ожидая что-то недоброе.
- А... не берите в голову, - махнул рукой Михалыч, подмигивая обоим, - просто поначалу про название соляного место забыл, а затем как князя вашего зовут... Вот и разволновался, подумал, что мозги перестали совсем соображать...
Утро первой плавки встретило всех участвующих в ней густым туманом, расползшимся по овражкам, прорезающим холм со стороны болота. Шестиметровая домница, построенная в самом широком из них, было накрыта белесой пеленой почти до самой верхушки, которая теперь торчала вверх подобно скале посередине лесного озера. К ней с вершины холма были проложены широкие мостки из расколотых пополам бревен, и временами клубящийся туман касался их своими щупальцами, словно пробуя на ощупь и пытаясь уволочь в свои глубины кусочек рукотворной загадки. Однако, спустя некоторое время туманный покров отступал и тогда казалось, что между его клочьев в это мгновение блеснет гладким зеркалом спящая гладь воды. Пройдя мимо куч обожженной руды, наваленных неподалеку и закрытых от возможного дождя навесами из лапника, троица поеживающихся от утренней прохлады людей вступила на мостки.
- Вот это чудо домницей называется, - продолжил Николай объяснять положение дел Никифору и Петру, заявившихся спросить, что тут за хрень стоит и когда она заработает. Теперь же они оторопело взирали на построенное им величественное сооружение, не скрывая своих чувств. - Верхняя половина зовется шахтой и заканчивается наверху отверстием, называемое колошником. В следующей серии, то есть... в следующем разе оно будет закрываться такой хитрой штуковиной... подвижным колошниковым затвором. Это чтобы мы могли шихту, ну... руду подать внутрь, а сами колошниковые газы наружу бы не выходили. Ну, вроде такой затычки в заднице с возможностью клизму сделать. Не знаете, что такое клизма и зачем она? Счастливые люди вы, как погляжу... В общем, газы эти потом будут отводиться в кауперы и там сжигаться, чтобы немного нагреть вдуваемый в печь воздух. Кауперы что такое? Ну, тоже лить их будем, пощупаете своими руками. Сама шахта напоминает собой слегка усеченный конус с большим объемом верхней части... эээ... да сами увидите, как развиднеется окрест. А всю геометрию в школьном объеме я вам за утро все равно не успею объяснить... Короче, середина печи - распар, нижняя часть - горн. Через отверстия в нем, тем же доломитом обожженным обложенные и фурмами зовущимися, в домницу упомянутый подогретый воздух будет когда-нибудь вдуваться мехами, ныне же только холодный подадим. Разожжем в домнице сейчас костер дровишками и камышом, прогреем ее, а потом через колошник порциями будем загружать слоями древесный уголь и руду с молотым известняком в качестве флюса... Ну, совсем чуть-чуть последний добавим, чтобы лучше связать пустую породу в шлаки. Вообще эта домница на вагранку для переплавки чугуна похожа, которую вы четверть часа назад видели. Ее тоже с открытой грудью сделали, чтобы в случае, если козла подпустим, достать его оттуда... Да нет! Помогать мне резать, а потом жечь в печи неповинное животное не надо. И на петуха я его менять не собираюсь. И вообще, он мне там не нужен... Тьфу! Видите же мостки, вдруг забежит... Тоже мне, христиане, все бы им жертву какую принести... своим богам.
Последние слова Николай произнес почти про себя, догадываясь, к чему может привести неосторожная фраза, и так уже гости недовольно морщились его непонятными речами. Потом он немного помялся, вглядываясь в их озадаченные лица, и решил закругляться.
- Вечор мы внутри печь выше доломитовой облицовки обмазали огнеупорной глиной и набили угольным порошком. Затем произвели обжигание... ну, прогрели кладку дровами и углем и загрузили порцией задувочной шихты. В результате этого стенки нижней части печи покрылись гарнисажем, ну... слоем защитным. Заодно проверили, не накосячили ли чего... Исправность домницы, говорю, проверили. А вот теперь, как солнце встанет и всю хмарь разгонит, можно и первую плавку начинать.
Все это время широкая площадка рядом с основанием доменного сооружения, тянущаяся на сотню метров до самого болота, скрывала расположенные на ней механизмы под толщей белесой мглы. В первую очередь, протянутую ременную передачу от вала водяного колеса, расстояние до которого и повлияло на выбор оврага для постройки домницы. Во вторую очередь клинчатые меха, для работы которых мощь воды и следовало передать. Кроме этого, чуть ниже по склону были установлены массивные заготовки для отливки основ будущего экономического благополучия общины, представляющие собой формы для чугунных деталей новых производств. От каждой из форм сходящимся веером шли глубокие глиняные желобки почти к самому выпускному каналу домницы. Далее шел лишь один глубокий поворотный желоб, расположенный чуть выше всех остальных. Нехитрым его сдвигом издали можно было выпускать жидкий чугун в любую из форм. Даже в находящуюся чуть далее россыпь мелких ящиков, в которые планировали отливать посуду. На данные короба безжалостно шел весь горбыль с пилорамы и плотники до последнего дня судорожными усилиями пытались собрать в пазы как можно большее их количество, надеясь, что они прослужат дольше, чем берестяные туески. За ними эстафету принимал Мокша, который с любовью отпечатывал в формовочной смеси деревянные заготовки с вырезанными на них цветами и фигурками. Не давая составу как следует высохнуть, он разъединял короб и переходил к следующему, обтирая на ходу рукой скользкое от глины дерево. Поначалу взявшись медленно наводить красоту на изделия переяславцев, вдумчиво поправляя каждый штрих и подолгу зависая с фигурным резцом над картиной в дереве, Мокша под конец включился в общий авральный ритм. Стружка летела из-под его рук и казалось, что он просто стряхивает прилипшие кусочки дерева с дубового полешка, а оставшуюся заготовку мнет своими железными пальцами. Однако призвание художника иногда брало над ним вверх, и он замирал, всматриваясь невидящим взором в одни лишь ему показываемые картины. В такие минуты никто его старался не отвлекать, даже еду ему приносили и оставляли рядом, прикрыв листом лопуха. Как-то раз, отяцкая девчушка с огненно-рыжими волосами принесла ему запеченных в глине мелких карасей, наловленных детворой в пересохшем лесном озерце, и собралась по обыкновению шмыгнуть в сторону, оставляя творца наедине с собой, однако было остановлена им за руку.